Что такое 400 тысяч украинских беженцев, оказавшихся на юге России, могут понять только те, кто сам испытал эту горькую участь или работал в зонах средоточия огромного числа беженцев.

Мне приходилось работать в таких зонах. Оказавшись в них, ты практически перестаешь спать. И начинаешь особо яростно работать, в том числе и потому, что лишь такая работа позволяет отчасти избавиться от эмоций, имеющих разрушительный характер.

Если уже сегодня бандеровская нечисть решается на полноценную карательную операцию в масштабах одного села, то на что она решится завтра? Ведь у этой нечисти есть все возможности реализовать свои вожделения. Я имею в виду и технические, и иные возможности.

С техническими возможностями всё ясно. Непонятно только, зачем сейчас говорить по телевизору о ковровых бомбардировках, сообщая число жертв, несопоставимое с фактом именно ковровой бомбардировки. Или показывать небольшую воронку, утверждая, что ее наличие порождено взрывом 155-миллиметрового фугасного снаряда.

Ведь и точечная бомбардировка ужасна. Как ужасно и применение против мирного населения любой артиллерии — не обязательно крупнокалиберной.

Пройдет немного времени и нелюди начнут и бить по площадям тяжелыми артиллерийскими фугасами (надо представить себе, что это такое на самом деле!), и осуществлять ковровые бомбардировки. Эскалация зверств фактически неминуема.

Ведь тяжелая техника оказалась в руках мелких бандитов. И они от этого «несказанного счастья» буквально сходят с ума.

Самый жестокий профессиональный военный будет проявлять сдержанность, применяя тяжелую технику. Потому что он понимает, чем это чревато. А для мелкого бандита — что финка, что «Ураган». Кроме того, получив в свои руки «Ураганы» и иные изделия — бомбардировщики и так далее, бандит ощущает себя приподнятым на несказанную высоту. И он должен эту приподнятость как-то психологически оформлять. Оформлять он ее всегда будет с помощью той или другой идеологии избранности. Поэтому само соединение мелкого бандита с военной техникой, которая в принципе должна находиться не под контролем урок, а под контролем ответственных, опытных, разумных и психически адекватных людей в погонах, чревато фашизацией. А также нацификацией и так далее.

А если нацистский вирус находился в психике человека еще до обретения этим человеком возможностей, несопоставимых с его человеческим масштабом, то нацификация приобретает характер безумия. Безумие это сродни эпидемии. Профессионалы именуют его индуцированным психозом.

Быстро погасить такой психоз можно только с помощью задействования мощных отрезвляющих факторов. И надо отдавать себе отчет в том, что мощными отрезвляющими факторами являются не увещевания. Увещевания же или даже угрозы, за которыми не следуют крупномасштабные действия, только раскручивают психоз и расширяют зону его воздействия. Хочу надеяться на то, что достаточно массовое задействование психотических образов украинцами, выражающими свое отношение к жертвам бандеровского террора, является результатом компьютерной войны в интернете. Что несколько холодных пиарщиков, а не тысячи украинских граждан именуют луганскую женщину с оторванными ногами «самкой колорада с оторванными лапками».

Но могу себе представить и более прискорбный вариант, при котором массовость подобного сверхпакостного образа порождена не действиями пиарщиков, использующих компьютерные технологии, а индуцированным психозом, охватившим достаточно широкие слои украинского населения.

Коль скоро это так (а в таких случаях всегда надо исходить из худшего), возможны и полноценные изуверские ковровые бомбардировки на Юго-Востоке Украины, и полноценное применение массового уничтожения, каковым, по сути, является даже установка «Град», а уж тем паче еще более тяжелая военная техника, попавшая в руки нелюди, подогреваемой массовым индуцированным психозом в среде ее почитателей.

Скорее всего, это все-таки не начнется. Но если оно начнется, то число беженцев быстро достигнет пяти-шести миллионов. Это будет иметь для России чудовищные последствия. Экономические — в том числе. Потому что для того, чтобы обустроить беженца, оказавшегося на вашей территории без имущества и денежных накоплений, вы должны затратить, как минимум, тысячу долларов. Это самый жестокий, фактически нищенский минимум.

При пяти-шести миллионах беженцев речь пойдет о пяти-шести миллиардах долларов, затраченных на самое дешевое жилье барачного типа. Обитателей, живущих в этих бараках, надо будет кормить, одевать и так далее. Бараки надо будет снабжать водой, теплом и электроэнергией. Поскольку в бараках будут жить не гастарбайтеры, заселившиеся в оные по собственной воле, а люди, тяжело травмированные произошедшим, обитателей бараков надо будет реабилитировать. Даже в советскую эпоху реабилитация в таких масштабах наткнулась бы на отсутствие специалистов и на многие другие барьеры. А сейчас...

Все беженцы будут травмированы психологически, но многие — и физически. Их надо будет лечить. Для этого будут необходимы и средства, и масса врачей разной специализации. Эту массу врачей надо мобилизовать, перебросить в зону проживания беженцев, снабдить необходимыми возможностями и так далее.

Советская мобилизационная система, наверное, могла бы сделать что-то подобное. Да и то с трудом. Я имею в виду не горбачевскую и даже не позднебрежневскую, а настоящую советскую мобилизационную систему. В возможности нынешней системы творить такие чудеса я не верю.

А значит, начнутся бедствия. И эпидемии. Начнутся и психологические процессы, знакомые всем, кто работал в зонах, где возникает скопление людей, согнанных с мест их предыдущего нормального проживания.

В конце 80-х годов я лично и мои ближайшие соратники предупреждали, чем именно обернутся гораздо меньшие скопления беженцев в Армении, Азербайджане и так далее. Кое-кто тогда говорил о том, что мы торгуем страхом. Увы, реальные процессы оказались еще более губительными, нежели то, что было нами тогда предсказано.

Вывод: всё это надо остановить. Либо прямым военным вмешательством, обязательным, когда речь идет о недопущении такой гуманитарной катастрофы, либо очень масштабными действиями нашего гражданского общества. И то, и другое возможно. Главное — понять, что не остановить это мы не имеем права. И что речь идет не только о нашем моральном долге перед украинскими собратьями, но и о недопущении собственно российской катастрофы. Только оказав ей адекватное противодействие, мы будем вправе сказать друг другу —

До встречи в СССР!